О проблемах детско-родительских отношений мы беседуем с психологом, замдиректора Ставропольского краевого психологического центра Екатериной Поповой.
На уровне глаз
– Екатерина Владимировна, жалко и родителей, и детей. Первые, замордованные работой, часто не имеют времени на полноценное общение со своими отпрысками. Дети страдают не меньше. Летом, во время каникул, когда школьники предоставлены сами себе, проблема усугубляется…
– Есть такой термин – «психологическая беспризорность».
Многие родители, к сожалению, не только не могут, но и не знают, как со своими детьми общаться. А ведь одно из условий гармоничных отношений – принять ребёнка таким, какой он есть. Со всеми его проблемами, сложностями, достоинствами и недостатками. Вам необязательно целыми днями общаться со своим чадом. Чтобы наладить контакт, достаточно даже 15-30 минут в день.
– Страну захлестнули подростковые суициды. Некоторые случаи связывают с ЕГЭ. Есть мнение: когда ребятам дадут возможность несколько раз пересдавать экзамены, эта проблема снимется…
– Если говорить о психологической подоплеке подросткового суицида, то прежде всего это крик о помощи, стремление привлечь внимание к своему страданию, которое непереносимо. Если у ребёнка нет уверенности, что его примут с неудачей, если он испытывает страх, что мир может рухнуть после поражения, а при этом рядом с ним нет взрослых, которые готовы услышать его и поддержать, тогда риск самоубийства возрастает. Как же важно, чтобы взрослые слышали и понимали своих детей!
Родители на школьной скамье
– В вашем центре уже больше года работает школа приёмных родителей, которых учат, как обращаться с детдомовцами. Трудно вам с этими великовозрастными учениками?
– В Ставропольском крае уже 27 таких школ. Обучение в них обязательное, а цель – не допустить повторного социального сиротства. Иными словами, возвращения ребят в детские дома.
Увы, мы часто сталкиваемся с тем, что взрослые люди не видят необходимости в таких курсах. А ведь школы приёмных родителей очень важны! Так называемым замещающим родителям нужно не только понимать психологические особенности ребёнка, которого им предстоит воспитывать, но и то, как помочь ему адаптироваться в новой семье.
– Часто к вам приходят за помощью уже после создания новой ячейки общества?
– Да, к нам обращаются за поддержкой и после окончания курсов. Ведь за 80 часов, которые установлены для обучения усыновителей, мы успеваем дать им только самые необходимые сведения. Поэтому сейчас в своём центре внедряем программу сопровождения приёмных семей. Это семейный клуб для замещающих родителей, специальные детско-родительские группы, консультации и др.
Ау, психологи!
– Ваш центр в числе прочих занимается и проблемами наркоманов. С ними перестали миндальничать: вводится принудительное лечение наркозависимых, уже внедрены добровольно-принудительные тесты в школах и вузах. Одобряете такие методы?
-Эти методы, на мой взгляд, начнут приносить пользу только в том случае, если будет создана система психологического сопровождения людей, страдающих наркотической зависимостью. Ведь и пройдя медицинское лечение, человек остаётся один на один со своей психологической проблемой. Что он будет делать, выйдя из больницы, если его внутренние проблемы не решены? Психологических центров мало, да и единых, стандартных программ психологической поддержки наркозависимых, увы, пока нет. Нужен специальный алгоритм комплексного сопровождения таких людей. Этим сейчас только начинают заниматься разные службы, в том числе наш центр.
– Вот вы говорите: должно быть психологическое сопровождение. А где же профилактика той же наркомании? Почему, например, психологи в школах меняются как перчатки?
– Школьному психологу сегодня работать очень трудно. Норматив – одна ставка на 500 учеников. Это огромный объём работы! Обязанностей, направлений деятельности очень много, а вот зарплата, условия труда оставляют желать лучшего. Психологу нужен прежде всего отдельный кабинет для проведения консультаций, индивидуальной и групповой коррекционной работы с необходимым оборудованием. Но зачастую психологи делят его вместе с другими сотрудниками. О каком доверительном диалоге можно в этом случае говорить?