В последние годы перестройки Василий Красуля и его соратники-демократы были уже некими народными героями: они организовали Народный фронт Ставрополья и местные ячейки новообразованных правых партий, они вели за собой людей на митинги, заручились поддержкой избирателей, став парламентариями краевого и городских Советов народных депутатов. Естественно, когда ГКЧП попытался захватить власть в стране, многие ставропольцы обратили свои взоры на демократов.
Я и мои друзья – 18-19-летние студенты – подрабатывали тем жарким летом 1991-го в штабе Народного фронта и Демпартии, распространяя на улицах демократическую прессу – местную газету «Гражданский мир» и несколько центральных изданий. И вот спустя 20 лет мы вновь встретились с Василием Александровичем в подвальчике его старенького дома на улице Короткова, где по-прежнему штаб оппозиционной интеллигенции Ставрополя.
Встревоженный город
– Как вы узнали о начале путча? Как подавляющее большинство, увидев по телевизору экстренные новости между актами «Лебединого озера», или может по своим каналам?
– 19 августа в 6 утра позвонили соратники, сказали, чтобы я включил телевизор. Я сразу понял, что произошло нечто ужасное. Все наши доверенные люди быстро собрались у меня, стали звонить в Москву общественникам и помощникам депутатов. Сформировались оценки, и к 9 утра мы уже написали заявление, в котором осудили ГКЧП и призвали народ не подчиняться и не поддаваться на провокации. А где-то около 10 получили из Москвы текст заявления Ельцина. Напечатали листовки, которые тихо распространяли на улицах и в троллейбусах. И там же приглашали в 6 вечера на митинг. Постоянно связывались со столичными соратниками из разных партий – нам сказали, что уже пошли танки. Но и здесь обстановка была нервозная. Когда я собирался на митинг, жена положила мне свитер на случай, вдруг придется ночевать в КПЗ.
– Я помню, город казался вымершим. Мы с другом под вечер шли по пустынной улице в центре, и с нами поравнялась женщина средних лет. Не глядя на нас, она тихо заговорщицки процедила сквозь зубы: «Молодые люди, не оборачивайтесь. Скажите, а у вас ещё осталась демократическая пресса?» «К сожалению, в данный момент нет». «Жаль», – и пошла дальше. Прямо как в шпионских фильмах! А какие ощущения горожан помнятся вам?
– В воздухе носилась какая-то тревога. И все простые люди, приходившие к нам в штаб, были сильно взволнованы, но сдержанно, без паники. Сами мы думали о другом. Мы с Геной Дубовиком поехали прятать ротатор, на котором печатали газеты и листовки, где был мой адрес. Мы понимали, что могут громить типографии. Добыли бумаги и спрятали вместе с ротатором в гаражах за городом. Т.е. готовились к сопротивлению и партизанским действиям.
Вечером на митинг собралось всего 200–300 человек, хотя раньше мы собирали больше. Побаивались люди в первый день. Уже после 20-го, когда увидели, что творится в Москве, пошли более массовые выступления. Но такой поддержки, что свистни и сразу набежит народ с дрекольем, не было, просто было более или менее активное сочувствие. А если бы за нами пришли, то всех самых ярых активистов можно было посадить в один автобус. Я сомневаюсь, что кто-то пошёл бы нас отбивать.
Союзники и противники
– А как повела себя в те дни местная власть?
– В первый день я зашёл в крайсовет – там напряжённая обстановка была, и никто не знал, что делать и как себя вести. 20 августа председатель горсовета Евгений Кузнецов собрал заседание общественности. К его чести, он не поддержал ГКЧП, на баррикаду, конечно, не полез, но повел себя сдержанно и конструктивно. Я, как депутат крайсовета от Демпартии, заявил, что мы не подчиняемся путчистам. За эту позицию было еще несколько голосов. Но по большей части были мнения, что надо подождать и посмотреть на законность, а там видно будет... Мы, демократы, готовы были вместе с коммунистами выступить против незаконного захвата власти и с осуждением хунты, но получили отказ. Выжидание в Ставрополе и в других районах края – как повернется дело в Москве. Краевой совет, в конце концов, занял позицию ближе к заговорщикам. И заявление было сделано хитренькое, обтекаемое, но по сути антиконституционное и предательское.
– Я помню, что о провале ГКЧП возвестили именно вы на митинге 21 августа, на который собралась уже, наверное, не одна тысяча людей – на всю площадь Ленина!
– Там тогда было даже два митинга. Один проводили мы – демократы, а другой – команда Кузнецова, и многие люди ходили от одной трибуны к другой. Как я уже говорил, горсовет выступил против ГКЧП, но, с другой стороны, он не поддержал и Ельцина. Тем не менее – они были солидарны с победой демократических сил. Худшее произошло через несколько дней, когда к этой победе стали «примазываться» и краевые власти...
– И именно поэтому вы с соратниками вновь вышли на площадь – с голодовкой?
– Да. 26 августа я услышал по центральному радио интервью замминистра образования РСФСР Жураковского, который в дни путча был в Ставрополе (видимо, рассылали комиссаров по регионам). И он сказал, что местные власти как краевые, так и городские, хорошо поддержали Ельцина. Но мы-то знали, как было все на самом деле. И я сказал соратникам, что если мы сейчас не выступим резко и жестко, то вся местная номенклатура останется на месте. И тут же я, Сергей Попов, Юрий Несис и другие мгновенно принимаем решение: выходить на площадь и ставить палатки, выражая недоверие к местной власти и требуя роспуск крайсовета и отставки его председателя Болдырева. А также добиваясь назначения Ельциным нового демократически ориентированного губернатора, которым впоследствии и стал Евгений Кузнецов, талантливый и незаурядный руководитель.
«Тяжела ты, шапка Мономаха»
– В состав новой краевой администрации тогда вошли вы и некоторые ваши соратники. Как это произошло?
– Кузнецов предложил мне пост вице-губернатора. Я понимал, что нас стали подтягивать, чтобы нейтрализовать политическую обстановку. Но среди демократов получился раскол. Я представлял группу людей, которые считали, что мы бились не для того чтобы продолжать митинговать, а чтобы что-то делать. И нам сделали вызов – способны ли вы реально работать во власти или только с флагами стоять и кричать. Я сказал, что мы должны пойти, занять посты и показать, что мы можем работать и организовывать. На нас свалили самое трудное направление – социальную сферу. Дальше, в дикие годы реформ, когда не выплачивали ни зарплат, ни пенсий, народ винил за это именно нас.
– Вы добились того, за что боролись?
– Конечно, мы боролись не за посты. И мы не совсем были готовы к такой работе. Хотя я был подготовлен лучше других, так как имел экономическое образование и работал ранее в комсомоле и замредактора газеты. В целом мы справлялись с обязанностями.
– Какова была главная цель вашей борьбы, и была ли она достигнута в августе 91-го и после?
– Конечно же, нам хотелось, чтобы у каждого человека были достаток и благополучие. Но самое главное для меня как интеллигента, чтобы человек мог самоосуществлять себя: читать, думать, говорить, что он хочет. Эти свободы мы в той или иной степени получили. А также, чтобы человек мог действовать – выдвигаться, выбирать, контролировать, управлять, то есть быть хозяином в стране. Но этого так и не получилось. Человек сегодня не свободен. И в этом плане идеалы революции 1991 года не реализовались.
– И вы снова оказались в оппозиции?
– Да, так уж получилось...
Секрет председателя 
Какой смысл в комитете «За честные выборы»? 
Кто поможет Ставрополью? Оппозиционер о выборах, власти и малой родине 
Территория безмолвствующего большинства