В свои 86 Ауес Даров еще хоть куда (только не сглазить бы!): бодр, подвижен, словоохотлив, радуется, что называется, каждой минуте жизни. Еще бы! Как не благодарить Аллаха и его помощников, сумевших вывести его из настоящего ада. Только представить, что все могло закончиться там, на Херсонесском маяке. И не было бы ни его, ни детей, ни внуков.
Конечно, Ауес счастлив, но душа жаждет правды и высшей истины. И именно это чувство побудило написать в газету, прислать свои дневники. А толчком послужила публикация в "АиФ" - "Четверо в лодке, не считая смерти" (Замечу, Даров не расстается с нашей газетой. - Авт.). Все, о чем шла речь в статье, он пережил, испытал и осмысливал на протяжении долгого времени. И словно нож в спину, в память вонзилась фраза: "В Севастополе солдат предали свои же командиры: на подводных лодках и транспортных самолетах сбежали только высшие офицеры, партийные руководители и чины НКВД - всего около 500 человек". Ауес был очевидцем этого постыдного бегства.
Яма - это жизнь
Но обратимся к истокам судьбы. Родился Ауес в ауле Эрсакон Карачаево-Черкесии. Отсюда был призван в армию 3 мая 1941 года. Попал в Бессарабию (ныне Молдова), в 44-й понтонно-мостовой батальон. Тренировались и обучались на Днестре. Когда началась война, на этой реке они поставили понтонный мост, по которому двинулись из Бессарабии и отступающие войска, и потоки беженцев. В конце июля батальон отошел к Одессе. Саперы под непрерывным огнем противника минировали подходы к городу. Потери были большие. В конце августа они окопались на пшеничном поле, в 7 километрах от Одессы. Враг сидел в подсолнечнике. И хоть Ауес уже успел и смерти в глаза посмотреть, и испытывал муки, видя, как гибнут товарищи, но все же сердце потомственного земледельца не могло не содрогнуться при виде хлебного поля, превращенного в поле боя.
11 суток они держались под палящим солнцем, без воды, под прицелом немецкого самолета-бомбардировщика. Даров был связным. Три раза в день он в полной форме по-пластунски ползал под пулеметным огнем на склад за патронами. Всего-то 350 метров. Но не выразить, как преодолевалась каждая пядь, как радовался, словно родному существу, каждой ямке.... "Яма - это жизнь", - тогда твердил запыленный солдатик, и сейчас повторяет убеленный сединами ветеран.
Не хлебнув черноголовки
В октябре 41-го, после сдачи Одессы, 44-й батальон прибыл на теплоходе "Украина" в Севастополь. Фашисты уже прорвали Перекоп, захватили Керчь. Саперы, пропустив свои войска, взрывали железнодорожные мосты и дороги. Потом, в ноябре, они приступили к минированию переднего края обороны Микензовой горы. Начался штурм Севастополя. Солдатам для храбрости раздавали бутылки с водкой-черноголовкой. Ауес не притронулся. Посчитал, что трезвому сражаться сподручнее. Нескончаемый день - 19 ноября 1941 года - запомнился тем, что шесть раз он ходил в атаку, а на закате в двух метрах от Ауеса разорвалась ротная мина. И сейчас ее осколочки при нем - хорошо видны на рентгене. А тогда истекающего кровью бойца привезли в госпиталь, который находился в Инкермане, под землей.
Эвакуация избранных
Через три месяца Даров попал на пересыльный пункт. Саперный батальон, в составе которого он воевал, был ликвидирован. Теперь Ауеса назначили командиром вертикальной наводки на 35-ю береговую батарею. Незадолго до этого на батарее произошла трагедия: от перегрева разорвались снаряды и орудие, погиб весь личный состав, находившийся в башне. А в целом укрепление на Херсонесском маяке представляло собой весьма мощное сооружение. На четыре этажа оно уходило под землю, где располагались комнаты-казематы с толстыми металлическими дверями и тянулись длинные коридоры. Все было электрифицировано. Специальный тоннель вел к причалу, куда подплывали подводные лодки. Дарову предстояло сначала восстановить батарею после взрыва, а затем отражать удары противника с башни, которая находилась на поверхности земли.
В мае 1942-го началось наступление. Все командование и штаб обороны Севастополя перебрались на 35-ю батарею вместе с имуществом фронта. Ауесу запомнилось, как прямо под ногами валялись нераспечатанные пачки со сторублевками, они там были никому не нужны. Батарею бомбили без остановки. 20 июня войска стали отходить от Севастополя к Херсонесскому маяку. Солдаты без патронов в винтовках с воплями и криками шли на прорыв. В песне поется: "Последний моряк Севастополь покинул". На самом деле первыми начали себя спасать "доблестные" командиры. Они прошли по подземному ходу 35-й батареи и оказались на берегу, подводные лодки доставили их на Большую землю. Всем было известно, что Сталин приказал не оставлять Севастополь, а это означало: эвакуация не предусмотрена.
Малякч нарушил сталинский приказ
Бежать надоумил старшина Грушак. День в день с героем взволновавшей Ауеса публикации в "АиФ" - 3 июля 1942 года - Даров и еще пятеро солдат разрезали брезент над орудием в башне и вылезли через эту щель. Без волнения и слез невозможно читать воспоминания участника обороны Севастополя: как он шел сквозь толпу "мумий" - измученных и отчаявшихся бойцов, как потом полз к берегу среди трупов и услышал взрыв батареи - все находящиеся там погибли. Сооружение взорвали при отступлении вместе с людьми. Он один добрался до баржи. Ауес плыл на свет маленькой лампочки, но она стала для него настоящей путеводной звездой. Его подобрал катер. Так малякч (что по-черкесски означает "ангел") помог нарушить сталинский приказ.
Потом были Новороссийск и Анапа, участвовал в обороне Кавказа, демобилизовался лишь в 46-м из Риги. А дальше трудная, но нормальная жизнь. Ее итог - шестеро детей и одиннадцать внуков. И вот эти заметки в ученических тетрадках. Еще в 1964 году написал Даров воспоминания для своей школы. Разумеется, тогда нельзя было рассказать всю правду. Это и тревожило. Но после того как он прочитал о злоключениях Павла Ересько, которого из морской пучины, по словам турок, вынес сам Аллах, Даров окончательно уверовал в то, что рядом с ним в Севастополе был малякч.