Уроженке Ленинграда Агнессе Зюзиной уже 88 лет, но она хорошо помнит, как начались Великая Отечественная война и блокада города на Неве. Тогда ей было всего четыре года. Чтобы выживать, семье Зюзиной приходилось варить холодец из сапожного клея и питаться дурандой — отходами от производства муки. Воспоминания блокадницы — в материале «АиФ-СК».
Сбросили почти 300 бомб
Агнесса жила в Ленинграде с мамой Антониной Васильевной, старшим братом Женей, бабушкой Ксенией Исааковной, и дедушкой. Дедушка перед войной работал в охране горного института на Васильевском острове, а дома иногда сапожничал и шил обувь. Его имени блокадница не помнит. Бабушка занималась хозяйством, готовила.
Погожим утром воскресенья, 22 июня 1941 года, четырёхлетняя Агнесса шла с мамой по Большому проспекту Петроградской стороны Ленинграда в гости к маминой подруге.
«Как сейчас вижу мамочку, — говорит бывшая блокадница, — красивую, нарядную, в ярко-синем крепдешиновом платье. И вдруг по уличному репродуктору объявили о войне. Мама и другие люди остановились, слушая радио. А потом мама побежала со мной к подруге и стала её спрашивать: „Что теперь делать, как будем жить“? Очень были взволнованы сообщением».
В сентябре 1941 года началась блокада города на Неве. А с ней пришёл и голод. Немцы узнали расположение складов с продовольствием и разбомбили их. Сильнее всего пострадали крупные Бадаевские склады, на которые сбросили почти 300 зажигательных авиабомб. Сгорело немало муки и сахара. Прибежавшие на место пожара люди собирали горелый сахар в ёмкости. Весть о пожаре быстро разнеслась по Ленинграду и вызвала разные толки среди населения. Стали говорить о предстоящем голоде, но никто и предположить не мог его масштабов и последствий.
В блокаду горожане получали продукты по карточкам. По словам Агнессы Евгеньевны, есть хотелось постоянно. По просьбе девочки её бабушка варила из сапожного клея холодец. Он быстро застывал, и его надо было грызть, от этого портились зубы. Ели и дуранду — так ленинградцы называли спрессованные отходы от производства муки. Брикеты распаривали и пекли из них лепешки.
Людоеды оставили кости
«А тут ещё к голоду добавились бомбежки, — делится Агнесса Евгеньевна. — Немцы по ночам сбрасывали зажигательные бомбы, поэтому дворники обходили дома, проверяя светомаскировку на своих участках. На крышах стояли ящики с песком. В них дежурные из числа жителей дома кидали „зажигалки“ при помощи больших щипцов, чтобы крыша не загорелась. Стёкла на окнах мы заклеили газетными полосками крест-накрест, чтобы они не посыпались. Во время бомбёжек спускались в подвал. Там было страшно, потому что дом ходил ходуном от близких взрывов. Боялись, что он рухнет, и мы навсегда останемся под завалами».
После блокадной зимы семья Агнессы переехала в пустующую квартиру этажом выше.
«Некоторые вещи оставались в нашей квартире. Однажды мама попросила моего брата Женю, чтобы он что-то принёс оттуда. Причём квартиру мама на ключ не закрывала, иногда туда заходила. Брат ушёл, но вдруг прибежал обратно, белый, как полотно. Мама спросила, что случилось. Женя рассказал, что увидел мешок с человеческими костями. Мы и раньше слышали о случаях людоедства, а тут — кости в нашей квартире!».
Агнесса спала на сундучке в комнате бабушки, та была очень набожной — часто молилась перед многочисленными иконами и всё время зажигала лампадку.
«Она даже ночью вставала и молилась. Научила меня песне „Был у Христа-младенца сад...“, говорила, что это детская молитва. В тяжёлые блокадные дни я часто повторяла эти слова. Они помогали верить в спасение и нашей семьи, и других людей, и любимого города».
Могильщикам заплатила хлебом
Дедушка Агнессы не пережил голодную зиму 1941 года. На городских кладбищах не хватало мест, поэтому умерших погребали в общих могилах. Чтобы похоронить отца отдельно, Антонина Васильевна обменяла на рынке кожаное пальто и обручальное кольцо на булку хлеба и расплатилась ею с могильщиками.
Мать и бабушка Агнессы завернули усопшего в тряпьё, поместили в небольшой кухонный шкаф и отвезли на санках по морозу на Серафимовское кладбище.
Весной 1942 года Агнесса, её мать Антонина Васильевна, бабушка Ксения Исааковна, брат Женя получили эвакуационный лист. Эти документы выдавали прежде всего семьям с маленькими детьми, чтобы спасти их от голода. Между тем далеко не все жители города желали оставить свои квартиры, надеясь на скорое окончание блокады.
Мать Агнессы оформила нужные документы, и вскоре семья пригородным поездом доехала к месту сбора у Ладоги.
«Нас погрузили на баржу, переполненную людьми, — вспоминает ветеран, — и её стал медленно тянуть буксир, преодолевая сильное встречное течение. В это время налетели немецкие самолеты и начали бомбить. Люди от страха кричали, кого-то рвало. Повезло, что бомбы пролетели мимо. Наконец, буксир причалил поблизости от железной дороги. Там было много разбитой военной техники и всякого металлолома. Ночью опять бомбили, немцы пускали осветительные ракеты. Помню, какая-то женщина, испугавшаяся бомбёжки, стала кричать бабушке: „Бежим, бежим, спрячемся в куче металлолома“. Бабушка ей ответила: „Куда я побегу, со мной двое детей“. Мама тоже была против куда-то бежать. А ещё одна женщина громко причитала: „Убьют, нас убьют!“ Я запомнила этот крик на всю жизнь».
После ночной бомбёжки эвакуированные погрузили вещи в теплушки, и поезд тронулся. Дорогой состав бомбили, из-за этого он останавливался, а люди выскакивали из вагонов и прятались под ними. На эвакопунктах кормили очень скудно, выдавали кусочек хлеба на каждого члена семьи. Однажды даже в баню сводили, потому что дети и взрослые вконец завшивели.
Мать умерла от тифа
Когда Агнесса и её родные добрались до места назначения, Барнаула, все вздохнули с облегчением. Разместили семью в небольшом посёлке на животноводческой ферме, в просторной хате без удобств с русской печкой и глиняным полом. Перед Троицей его обмазывали свежей глиной и посыпали травкой — аромат стоял по всей хате!
Тут голода не знали, но носить было нечего. А потом и вовсе пришла беда — сыпной тиф. Первой заболела бабушка, но выздоровела. А вот мать увезли врачи. Вскоре тиф добрался и до девочки, она тоже оказалась на больничной койке.
«Когда привезли в палату и положили на кровать возле стены, — вспоминает, волнуясь, Агнесса Евгеньевна, — кто-то сказал, что на ней умерла мама. Трудно передать, что я тогда почувствовала. Врачи меня вылечили, и я вернулась домой к бабушке и брату».
С Колымы в Ереван
Всю жизнь Агнессы Евгеньевны после возвращения из эвакуации не пересказать. Окончила ПТУ, работала на заводе. Волею судьбы оказалась на Колыме. Там вышла замуж. У пары родились дочь и сын.
Агнесса и её муж Анатолий решили переехать на юг и построить кооперативную квартиру. Власти предложили поселиться в городе Абовян под Ереваном.
Позже супруги обменяли жильё на маленькую квартиру в частном секторе Ставрополя. Когда вышел указ президента России о предоставлении жилья ветеранам войны, бывшей блокаднице выделили деньги на покупку квартиры.
Муж Агнессы Евгеньевны умер несколько лет назад. Сейчас она живёт одна. 239 Каждый день её навещает дочь, Зоя Анатольевна, у неё своя семья. Два раза в день приходит соцработник, хотя, по словам дочери, мама сама себя обслуживает. Соцработник убирает, готовит и ходит за продуктами. Пенсия у ветерана хорошая.
Поисковики нашли останки 32 советских солдат в Курском районе Ставрополья
В музее Ставрополя открылась выставка о победе СССР над Японией в 1945-м
В Нальчике показали фильм о русском парне среди итальянских гарибальдийцев
Устроили фашистам ад. 101-летняя ветеран описала кровавые бои за Кёнигсберг