Бывшей узнице концлагеря Нине Сергеевой было 17 лет, когда фашисты оккупировали её родное село в Воронежской области. Девушка своими глазами наблюдала зверства оккупантов над односельчанами. Вскоре подростка с матерью и сестрой увезли на принудительные работы в Германию. Там Нине пришлось работать на местного фермера и питаться объедками с его стола. Пребывание в плену и послевоенные годы сказались на здоровье женщины. Сейчас ей уже 100 лет. Подробнее — в материале «АиФ-СК».
Провинившихся казнили
Родилась Нина Борисовна в 1925 году в селе Монастырщина Богучарского района Воронежской области. Её мать Анастасия Павловна и отец Борис Васильевич трудились в местном колхозе. Нина и её сестра Вера, младше на год, отца почти не помнили. Он пропадал на работе с утра до вечера. В первые же дни Великой Отечественной войны ушёл на фронт и погиб под Сталинградом.
Родное село Нины части вермахта оккупировали в июле 1942 года. Тогда ей исполнилось 17 лет. Девушка хорошо запомнила зверства, которые творили фашисты. Почти сразу начались грабежи, пытки, расстрелы. Захватчики издевались над селянами и унижали их, ввели штрафы и телесные наказания.
Спустя месяц после оккупации на окраине села немцы создали концентрационный лагерь под открытым небом. Согнали туда селян и морили голодом. Медицинскую помощь узникам не оказывали. Гитлеровские изверги не жалели ни женщин, ни стариков, ни детей. За малейшую провинность устраивали показательные казни.
«Мама помнит тот лагерь, — говорит дочь бывшей узницы Валентина Алексеевна, — разве можно забыть колючую проволоку, огромных немецких овчарок, кидавшихся на измученных людей, вышки охраны с прожекторами и пулемётами по углам лагеря.
Узники, в основном женщины, по приказу коменданта лагеря с раннего утра до позднего вечера копали чернозём, грузили на тележки, отвозили на станцию, перегружали в вагоны и отправляли в Германию».
«Всех молодых жителей села, — рассказывает Валентина Алексеевна, — стали сгонять в один длинный сарай. Попала туда и мама вместе с сестрой Верой. Собрали там больше ста человек. На следующий день их посадили в крытые машины и под охраной повезли на станцию. Там пленников распределяли по возрастам, они проходили медицинскую проверку, после чего здоровых сажали в товарные вагоны, так называемые телятники, и везли в чужие края, в рабство».
Нину разлучили с сестрой, та попала в соседний вагон. В вагоне для перевозки скота, в котором ехала Нина, оказались не только молодые, но и люди постарше, мужчины и женщины, некоторые — с грудными детьми. Набилось очень много народу, сидя нельзя было даже вытянуть ноги. От духоты иные теряли сознание, несколько человек по дороге скончались. Днём и ночью не прекращались стоны и плач.
Брали кровь для опытов
Пленных привезли в концлагерь недалеко от города Гамбурга, где расселили по баракам после оформления документов.
Заключённые работали на стройках, заводах, в каменоломнях, рыли окопы. Без лекарств и надлежащего медицинского обслуживания многие узники медленно и мучительно умирали от изнурительного труда, голода и истязаний. Кормили их очень плохо. В хлеб добавляли костную муку и даже древесные опилки.
Над пленниками, которым не было ещё и 18 лет, включая Нину и Веру, открыто глумились, проводили медицинские эксперименты, брали у них кровь для опытов.
В лагерь очень часто приезжали бауэры — зажиточные крестьяне и фермеры. Они нередко выкупали узников, чтобы те работали в их хозяйствах. Один бауэр, Генрих, выбрал Нину, а Веру брать не захотел. Так и разлучились сёстры, хотя плакали и умоляли взять их обеих. Никакие уговоры не помогли. Нина оказалась в хозяйстве Генриха. Выращивала свиней, доила коров, ухаживала за огородом. Чуть свет, Генрих уже кричал: «Нина, подъём!» Так продолжалось изо дня в день.
Питаться работнице приходилось остатками с фермерского стола. Была рада и им. И ещё тому, что хозяин к ней не приставал, очевидно, боялся навлечь гнев грозной супруги. Та ревниво следила за мужем, в хозяйстве которого работали десятки молоденьких девушек из разных стран Европы.
На работу не брали
В апреле 1945 года узников концлагеря, а также тех, кто работал у фермеров, освободили союзники — американские войска. Бывших заключённых стали готовить к отправке домой. Предлагали им и переехать в США. Некоторые согласились. Остальных погрузили в товарный поезд, который отвёз их на родину.
После возвращения компетентные органы тщательно проверяли Нину на предмет сотрудничества с фашистами, так как среди бывших узников периодически находили коллаборационистов.
Уроженка села Монастырщина не вызвала подозрений, и ей разрешили вернуться домой. Через месяц возвратилась и Вера. Её тоже выкупил бауэр. Сестра Нины работала у немецкого фермера, пока её с другими пленниками не освободили.
«Презрение и недоверие советских властей, которое испытала мама и её сестра, моя тётя, приехав домой, было не менее тяжёлым, чем издевательства врага, — сетует Валентина Алексеевна. — Даже фильтрационные проверки не были такими обидными. Обеих, как бывших узниц, даже не приняли на работу в местный колхоз, а ведь после войны стоял страшный голод. Их мать, моя бабушка, сильно болела, не могла работать, получала жалкие крохи по инвалидности. Семья рисковала умереть с голоду в мирное время в родном селе. Тогда сёстры решили попытать счастья в других областях Советского Союза. Разъехались и потеряли друг с другом связь. Маме пришлось помытарствовать, пока она не познакомилась на Урале с курсантом военного училища Алексеем, моим отцом».
Вышла за офицера
Нина вышла замуж за Алексея после окончания училища и уехала с ним в дальний гарнизон. Как все офицерские жены, переезжала с мужем и дочерью Валей из одного места в другое, пока супруг, ставший подполковником, не получил назначение в Ставропольское военное училище связи. Здесь ему выделили служебную квартиру, Нина Борисовна устроилась няней в детсад, отсюда и вышла на пенсию. Валентина окончила Ставропольский пединститут, работала в школе, сейчас тоже на пенсии. Семьи у неё нет, живёт с мамой в бывшей служебной квартире, которую её отец приватизировал. Он, увы, ушёл из жизни.
«Вспоминать те давние события, — вздыхает Валентина Алексеевна, — маме, бывшей узнице, тяжело даже спустя 80 лет, хотя память о них не тускнеет с годами. Поэтому Международный день освобождения узников фашистских концлагерей, отмечаемый 11 апреля, для неё — праздник со слезами на глазах».
В Нюрнберге ответили за ад. За какие зверства на Кавказе судили фашистов
Фашисты грозили крематорием. Бывшая узница рассказала, как выжила в Германии
Людоеды оставили кости. 88-летняя ленинградка рассказала о жизни в блокаде
Номер на обломках. Имя погибшего лётчика Леонтьева увековечили на Кавказе