Сила слова
Анна Максименко, «АиФ-СК»: Что происходит с русским языком? Почему такие грустные выводы о том, что мы его теряем?
Зарема Короева: А вы обратите внимание на вывески. Раньше дети учились по вывескам читать. Потому что интересно, что же написано на каком-то красивом здании. Дети не меняются. Их и сейчас это занимает, но что они могут сегодня прочесть? Я со старшеклассниками как-то вышла в центр Владикавказа, мы сфотографировали все вывески на одной улице. Оказалось, почти все они написаны наполовину кириллицей, наполовину – латиницей. Я специально говорю «кириллица» и «латиница», потому что то, что написано – это вообще не подходит ни под одно определение. Например, «Бургермания» или «Лимончелло». Мы встали возле одной из подобных вывесок и начали расспрашивать людей, понятно ли им это название. Оказалось, что только 12 человек из 100 понимают, что написано. Больше половины опрошенных реклама на таком языке не раздражала.
Из всех вывесок, которые мы обследовали в центре столицы республики, только две были на осетинском языке. Это при том, что большая часть жителей Северной Осетии – билингвы, то есть люди, свободно говорящие на двух языках – русском и осетинском. Но с родным языком ситуация вообще дошла до абсурда. У нас есть родное для осетин слово «бадола». Означает «ребёнок» по-дигорски. На одном магазине есть вывеска с таким названием, но осетинское слово написано латинскими буквами.
– Во всей России такая ситуация сплошь и рядом. Почему это происходит и чем может закончиться?
– Происходит это потому, что мы свой язык, свою культуру не любим. Неприязнь не только к языку вообще. Ко всему родному. Вещи покупаем иностранные, так же, как и телефоны, телевизоры, автомобили.
Если мы потеряем свой язык, утратим свою культуру, в итоге потеряем себя, свою идентификацию. Мы просто перестанем быть русскими людьми. Об этой проблеме еще Грибоедов писал в «Горе от ума», но сейчас она прогрессирует со страшной силой.
Эхо Беслана
– Уже четверть века вы преподаёте русский язык и литературу, но известно, что пять лет провели в монастыре…
Когда случился этот чудовищный теракт 1 сентября 2004 года, в Беслане возле школы № 1 круглосуточно стоял весь город. Если уходили, то для того, чтобы принести еду тем, кто оставался. Когда начался штурм, как раз была моя очередь сходить за едой. Я в тот момент находилась далеко от школы, но грохот был неимоверной силы. Я стояла на коленях и Богу молилась: «Сохрани деток». Было очень страшно. Потом стало ещё страшнее, когда стали хоронить погибших…
Это был раненый город, с травмированной психикой. Все были напуганы настолько, что боялись незнакомых людей, мужчин с бородой. Спустя какое-то время после трагедии к одной из школ зачем-то подъехала пожарная машина и остановилась. Паника была такая, что люди из окон выпрыгивали. Родители из-за страха периодически не пускали детей в школу.
– Эта трагедия подтолкнула вас к работе в реабилитационном центре?
– Да. Я раньше, помимо уроков в обычной школе, по выходным занималась с детьми в воскресной школе. И мне предложили работу в реабилитационном центре. Германский Фонд помощи детям занимается благотворительностью в различных странах, но сотрудничает только через Церковь. Мы сами написали программу реабилитации, спроектировали и построили этот Центр. Пять лет я провела там, стараясь помочь людям вернуться к жизни.
Люди, пережившие Беслан, замкнулись, весь мир для них поделился на пострадавших и всех остальных. Мы же организовывали им досуг с людьми, у которых были совершенно другие проблемы.
Интересный факт. После теракта в Беслан съехались психологи со всего мира, многие из них не столько для того, чтобы помочь людям, сколько для сбора материала для диссертаций, публикаций научных трудов и славы.
Любовь к знаниям
– Почему вы вернулись из монастыря в школу?
– Я часто шучу: «Не я жизнь живу, она меня живёт». После работы в реабилитационном центре я так устала, что, когда пришло время выходить на пенсию, решила: буду отдыхать. И вернулась из монастыря в семью, домой, как я тогда наивно полагала, на заслуженный отдых. Но мне позвонили из школы и попросили на какое-то время заменить учительницу. Так до сих пор там и работаю.
– Какая главная задача педагога? Дать знания?
– Скорее, дать любовь к этим знаниям. Заинтересовать, затянуть в этот интереснейший мир русского языка, литературы, культуры, искусства. Люди, у которых нет культурных запросов, могут стать потенциальными «клиентами» тюрем. Но с культурой у нас в республике большая проблема, особенно в маленьких городках и сёлах. До сих пор боятся детей вывозить на экскурсии, это ещё отголоски терактов. А министерство культуры никак не сотрудничает с минобразования. Не можете обеспечить безопасный вывоз детей? Так привезите к ним искусство! А дети даже в библиотеки не ходят. Не читают дома и родители. Потому и вывески с уродливыми названиями, варваризмами и англицизмами их не раздражают.
Зачем учителя из Чечни стажировались в Оксфорде и Кембридже? 
«Школа – не камера хранения». Как найти общий язык с детьми 
Ищите добрые эмоции. Как женщина-инвалид помогает людям обрести уверенность