Руки ставропольской мастерицы Перзиман Курбановой двигаются быстро-быстро: крючок поддевает петли, узелок вяжется за узелком. Когда её ловкие пальцы касаются канвы будущего ковра – светло-серых нитей, туго натянутых на раму большого ткацкого станка, то те гудят, и кажется, что это пальцы гусляра играют на огромном музыкальном инструменте.
«Маме надо помогать»
Перзиман Рамазановна родилась в дагестанском селе Кужник Табасаранского района, а сейчас живёт в хуторе Солёное Озеро Петровского округа Ставрополья. Вся её большая семья – трое детей и восемь внуков – обосновалась в Дагестане, и Перзиман Рамазановна там часто подолгу гостит.
Кужникский сельсовет снабжал рукотворными коврами весь Советский Союз, там было шесть ковровых цехов. Теперь, рассказывает, остался всего один, да и тот работает, только когда появляются заказы.
«Я делаю ковры с семи лет, – говорит Перзиман Рамазановна. – Раньше у всех так было: девочка пошла в первый класс – и за ковёр села».
Она не очень хорошо знает русский язык, поэтому некоторые слова переводят подружки: Ася – Айселем Ахмедханова и Зоя – Айзаман Аседова.
«Мы как три сестры, – говорят. – В детстве мы все ковры ткали, но потом перестали, а Перзиман стала настоящей мастерицей».
Они вспоминают, как раньше ткали.
«Если во вторую смену учился, то с утра за станок, потом в школу, а когда пришёл – опять за станок. В девять часов тебе давали час, чтобы уроки сделал. А как иначе? Маме надо помогать», – рассказывают они.
Взрослые женщины работали и по двенадцать часов в сутки. Надо ли говорить, что это тяжёлый труд? Зато и результат потрясающий.
Подбить и срезать
Сделав несколько рядов узелков, Перзиман Рамазановна берёт специальную расчёску с длинными железными зубьями и подбивает – уплотняет их.
Затем в ход идут большие чёрные ножницы, которыми срезают махру. Ворс достигает шести миллиметров, а плотность – до 20 тысяч узлов на квадратный дециметр, потому, даже если ковёр положить на земляной пол, он прекрасно изолирует от холода.
Рисунки Перзиман Рамазановна воспроизводит по схеме, распечатанной на бумаге.
В узорах табасаранских ковров мелкие фигуры сливаются в более крупные, которые, в свою очередь, тоже становятся частью чего-то большего. Традиционные элементы орнамента – сафар (звезда), мерхер (санки), турар (шашки) и топанча (пистолеты).
Ковры издревле экспортировались на Ближний Восток. Сначала шерсть мыли, потом высушивали, перебирали, расчёсывали, после чего скручивали в пряжу. Красили в кипящих котлах. Синтетические краски не использовали – только натуральные.
«Красный получали из корней марены, – рассказывают подружки-табасаранки, – это такая трава. Жёлтый – из луковой шелухи, зверобоя или душицы, а коричневый и чёрный — из коры ореха и кожицы от его плодов. Наши ковры всегда были крепкими и яркими».
Табуном, солнцем и водой
Табасаранские ковры служили своим владельцам по 300-400 лет. Об их прочности ходили легенды.
«Когда ковёр был готов, по нему пускали табун лошадей, – пересказывает одну из них Айселем Абдуллаевна. – Если выдерживал, не рвался, оставляли на несколько дней на улице под солнцем. Третье испытание – держали под водой. Он должен был остаться целым и ярким. Только такой не стыдно было продать или подарить».
Каждая девушка в качестве приданого должна была принести в дом мужа два больших ковра, два поменьше на кресла и ещё шесть маленьких на стулья. Для будущего свёкра ткала «каабу» – молитвенный коврик...
Большой ковёр, к примеру, два на три метра, делали несколько мастериц и не один месяц. Перзиман работает одна – телевизор слушает или молитвы читает.
О чём же поют нити ковра Табасарана, когда тот рождается в умелых руках мастерицы? Возможно, о том, что истинная красота – результат большого трудолюбия.
КСТАТИ
Айселем Ахмедханова вяжет спицами жилеты, шапочки, пинетки, а также гапар и атнар – толстые шерстяные следки и высокие носки с традиционными узорами. Они очень выручают сельских жителей, которым приходится ходить по грязи в резиновых галошах или сапогах.