Поселок Иноземцево, что в паре минут езды от Пятигорска, стал домом для сотни стариков, брошенных на произвол судьбы в конце 90-х годов в пылающем и разрушенном Грозном.
Многих приютил дом-интернат для ветеранов "Бештау" и его радушная хозяйка Елена Хадикова. Обрести теплый кров им помогли спасатели МЧС и журналисты "АиФ".
Слепая русская в подвале
Анне Лукьяновне Капчериной 75 лет. Родом она из Смоленска, еще в 50-м вышла замуж за военного и уехала с ним в Грозный. Всю жизнь проработала на консервном заводе. В конце 80-х похоронила маму и мужа, а в 92-м - и единственного сына. "Когда все началось, моему мальчику резко сделалось плохо. Он умер... Свою семью, увы, завести не успел", - с дрожью в голосе говорит бабушка Аня, показывая мне две уцелевших фотографии. Одну - старинную - на ней изображен ее отец еще в молодые годы, а вторую - цветную, но тоже изрядно потрепанную, детскую, своего сыночка. В это время из невидящих глаз упали две хрупкие слезинки. "Был у меня целый семейный альбом, который я вынесла с узелком вещей из сгоревшего дома. Когда же поняла, что совсем ослепла, каждую фотографию порвала на мелкие кусочки. Потому что никогда не забуду, как по всему городу в облаках пыли и пороха летали чьи-то снимки из прежней, счастливой жизни, и бандюки бегали по ним ногами", - говорит Анна Лукьяновна.
Всю вторую чеченскую кампанию она просидела в подвале - фактически без еды и воды. Тогда же и ослепла. Катаракта, глаукома, а затем полное разрушение глазного дна. Если бы сразу была оказана медицинская помощь, зрение можно было восстановить. Но о каких врачах думали люди, едва успевшие укрыться от бомбежки? "Нам воды достать было негде, не то, что врача найти. Женщины-чеченки по ночам на кострах готовили лепешки, ими мы и питались. А потом на нашу улицу приехал военный госпиталь с полевой кухней. Мои соседки-чеченки говорили: "Пойди поешь". А я им: "Ну как же я пойду? Вон, у вас дети, они же самые голодные". А потом кто-то из них сказал федералам, что в подвале живет слепая русская женщина. Так Анну Лукьяновну и вырвали из того ада, в котором она оказалась. "Пришли ребята, посадили в самолет и отправили в какую-то военную часть. Я даже не знала, куда меня везут. Было уже все безразлично, все отмерло. А потом меня встретили корреспонденты, ой как хорошо встретили! Повезли в Москву, там я жила целый месяц. Все время водили меня за руку по интересным местам, только не видела я уже ничего. Но все равно я им очень благодарна, корреспондентам вашим. Они меня очень хорошо кормили в своей столовой. Отвезли в больницу на обследование, но, получив анализы, врачи только руками развели - поправить глаза уже никак нельзя".
На мой вопрос: "Не тянет ли обратно, в Чечню?" Анна Лукьяновна ответила: "Как же, конечно, тянет! Там же все близкие похоронены. Да никто меня там никогда и не обижал. Я бы на недельку съездила, на кладбище".
"Есть у нас дедушка один - такой доброжелательный, почтительный, тоже из Грозного, только глаза у него всегда грустные-грустные, наверное, кто-то там из близких остался", - сказала мне по телефону директор интерната Елена Александровна, когда мы договаривались с ней о нашей встрече. Оказалось, что дедушку этого зовут Александр Федорович Гризоглазов, 75 лет от роду. Столица Чечни - его родина, где он всю жизнь работал на заводе "Красный молот". Так случилось, что одного своего родного брата потерял еще в Великую Отечественную войну, а второго - в чеченскую. "Тогда, в 2000-м, нам хорошо досталось. И дом развалили, и покалечили, операцию мне делали прямо там. Пенсию много лет не платили, было время, что я даже бутылки ходил собирал. Да и покою от бандитов не было никакого. А потом люди из МЧС отвезли меня в Моздок, куда и приехала за мной Елена Александровна, за что я ей безгранично благодарен". В разрушенном доме погибла и вторая жена Александра Федоровича, а вот двое детей от первого брака, сын и дочь, успели выехать из мятежной республики еще в 90-м году с надеждой на новом месте обустроиться и забрать отца. Несколько лет назад дочь разыскала родителя по переписке и в интернат прислала приглашение приехать к ней в гости, в Краснодарский край. Тем дело и кончилось. Может, не знала, что после операции отец с трудом передвигается, и то с палочкой? Зато как бы хотел он повидать и дочь с внуками, и сына Анатолия, о котором ничего не известно.
Счастье для бывшей заложницы
"Наш город в пепле и золе, куда ни глянь - одни руины. Погрязли в боли, лжи и зле - увы, привычные картины. И в парках школьных, во дворах - повсюду свежие могилы. В глазах живых животный страх: "О, Боже, дай добра и силы, чтоб эту боль преодолеть, круги пройти земного ада, кому спасеньем стала смерть, а мы прошли немного рядом". Эти строчки написала в Грозном бывшая заложница Наталья Владимировна Попова. Смерть и вправду прошла в шаге от нее.
В "Бештау" она - личность легендарная, не только потому, что пишет проникновенные стихи и публикует их в местных и федеральных изданиях, поет в хоре "Надежда", своими руками делает изумительной красоты украшения. Но и потому, что по ее судьбе можно изучать историю страны. Историю печальную и не всегда однозначную. Наташа оказалась дочерью расстрелянного в 1953 г. офицера Советской армии, позже реабилитированного. Его супругу, как члена семьи врага народа, заключили под стражу. В тюрьме, в 1954-м у нее родилась девочка. Мама скончалась в день рождения дочери. Раннее детство малышки прошло в грозненском детдоме, пока ребенка не разыскала тетя по линии матери и не забрала ее в свою семью. Неудивительно, что всю жизнь Наташа ее называла мамой. Однажды на школьной линейке с девочки сорвали пионерский галстук и заклеймили дочерью врагов народа. А тех, кто ей говорил, что мама ее не родная, Ната, как она сама выразилась, "посылала подальше". Все вытерпела, а после школы поступила в махачкалинский техникум, в котором наряду с основной специальностью аппаратчика стерилизации консервов получила профессию повара. Этот факт и сыграл с ней злую шутку. "При выпуске мы подписывали какие-то документы, я даже не обратила на них внимания, оказалось, что это была обязанность отслужить 5 лет в "горячих точках". В конце 81-го пришла бумага, благодаря которой я и оказалась в Афгане". Там Наталья на полигоне кормила раненых, совершила 17 прыжков с парашютом с разных летательных аппаратов. Готовилась в десантники. Но из-за ранений и контузии стала инвалидом 2-й группы.
А затем - 7 февраля 1995 г. - "черный день" в ее судьбе: шедшая впереди старушка наступила на минную растяжку, погиб ее первый муж, а Наталье достались 22 осколка - эти немые свидетели той поры до сих пор напоминают о себе мучительными болями. "Тогда же, на нервной почве, видя, как режут наших солдатиков, я заработала и сахарный диабет", - делится грустными воспоминаниями Наталья Владимировна. - Сполна хлебнула и в 98-м. Бандиты ввалились с автоматами и выгоняли нас из дома. Мама уже была лежачая. Однажды, отправившись за водой, я попала в лапы к боевикам". Таких же горемык погнали к крытым грузовикам. Один, особо обозленный, ударил женщину по спине прикладом, да так, что ноги отнялись и резко ухудшилось зрение. Привезли заложников в Дуба-Юрт, распределили по хозяевам. Спали они в зимнюю стужу в землянках на тюфяках с сеном. На сутки давали кринку молока и кусок баранины. Ежедневные издевательства и унижения женщина вспоминает с содроганием. Весь день она управлялась по хозяйству, мыла посуду, из-за чего руки до локтей были обварены, гноились и нестерпимо ныли. Так прошло 18 суток плена, на счастье Поповой ее увидел сосед-чеченец из Грозного, приехавший в селение навестить родных. Очень удивился: "Там же мать твоя с ума сходит". Наутро он велел русским женщинам пробраться в его грузовик и лечь на дно кузова. Так они прорвались сквозь пули и разрывы снарядов.
Мама Натальи умерла уже в интернате в 1999 г. А в 2003 г. здесь же она встретила свою любовь. С мужем Алексеем обвенчались в церкви, чтобы крепче были узы брака. Свадьбу справляли всем интернатом.
Помимо стихов есть у Натальи еще одна страсть - в своей комнате она оформила целый Рериховский уголок. Конечно, чтобы все это пережить, надо быть неимоверно сильным человеком. Она такая. "Страшнее пережитого не бывает", - сказала женщина.
Прощаясь, Наташа посмотрела мне в глаза и полились строки: "Город Грозный, платишь дорого за чей верховный грех? Плачут матери за этих и за тех. Убегали со слезами на глазах, простой люд и был и будет в дураках...".