Чеченский фольклорист Исмаил Мунаев готовит к печати восьмой том героических песен - илли. Во время первой военной кампании архив, который местные учёные собирали на протяжении многих десятилетий, был полностью уничтожен. Но, к счастью, уцелели некоторые дубликаты уникальных материалов и фонотека. Они хранились у Исмаила Мунаева дома. Всю войну он провёл на руинах площади «Минутка» в Грозном, оберегая бесценные записи. Признаётся, после того, через что пришлось пройти в те годы, стал по-настоящему верующим человеком.
Райское место
Марина Тимченко, «АиФ-СК»: Глядя на сегодняшний Грозный, сложно представить, что ещё совсем недавно он представлял собой пепелище.
Исмаил Мунаев: Город красивый, современный, но не мой. Мой Грозный полностью уничтожили. Он был провинциальным, зелёным, уютным, многонациональным, дружным. На улице Московской, к примеру, у нас жили евреи. В народе этот район назывался «Еврейская слободка». Когда в 1957 году чеченцы вернулись из ссылки, евреи встречали их чеченскими песнями и чеченскими танцами.
Родился я в Киргизии, в Джалал-Абаде. К моменту приезда в Грозный уже закончил первый класс.
– Помните своё первое впечатление от города?
– Вокзал, шум поездов, машины, толпы людей… Остановились у родственников. Народу было так много, что главной проблемой оказалось найти на полу свободный участок, чтобы устроиться на ночлег.
Год жили в Грозном, потом переехали в село Гойты. Отец в городе так и не смог найти работу: мы возвращались нелегально, трудоустраивать чеченцев было запрещено. Все небольшие сбережения потратили: собирались наспех, пожитки продавали за бесценок.
Вернуться на родину предков для нас было очень важно. Помню, моя прабабушка носила длинное платье с большими карманами, и в них всегда лежало много маленьких угощений. Кусочки пряников, сахара, конфет, завернутых в тряпочки и марлю. Она раздавала сладости нам, детям, и рассказывала про Кавказ. Говорила о нём с такой любовью, что мне казалось, это рай, где растут виноград, груша, черешня, где текут молочные реки. Я знал, что обязательно вернусь туда, чтобы жить там. Так мыслили все, от мала до велика. Самым популярным у чеченцев во время ссылки, после расспросов о здоровье, был вопрос: «Вай ц1а дохийтацабоху?» (Не говорят ли о разрешении вернуться нам домой?).
Мы мечтали о возвращении. Но здесь нас ждала суровая борьба за выживание. Когда мы подросли и стали помогать родителям, стало полегче.
Отец мой всегда хотел учиться. Но ему удалось закончить только четыре класса. Учиться дальше возможности не было. Я, когда повзрослел, реализовал его мечту.
– Почему занялись героическими песнями?
– На мой выбор повлиял известный чеченский писатель Халид Ошаев. Он заложил научные основы в изучение чеченского фольклора, истории, этнографии. Ошаев говорил, что в героических песнях вся наша история. Хотя илли - не совсем песни, это скорее сказания, которые речитативно исполняются с музыкальным сопровождением. Сказители («илланча») и их слушатели верят в действительность песенных событий. Герои илли не обладают чудесными свойствами и предметами, но их человеческие качества и возможности гиперболизированы. Они борются против зла, несправедливости и побеждают благодаря смелости, отваге, мужеству и милосердию, заботе о слабых и обездоленных. Герой не начинает первым сражение, он всегда стремится к мирному решению, не позволяет себе оскорблять человеческое достоинство противника.
Задача позднего эпоса илли - формирование стереотипов поведения на базе идеальных образов. Слушая их, можно понять, как действовать в той или иной жизненной ситуации, что нужно делать, а что - нельзя.
От песни к песне - больше красок
– Вы до сих пор собираете фольклорные произведения?
– Фольклорист должен постоянно общаться со своим народом, не терять связь. Чтобы быть в форме, нужно всё время ездить, искать, слушать.
С 1975 года - в экспедициях. Найти хорошего информатора, который к тому же настроен говорить, - большая удача.
– А как определяли, где искать?
– До 90-х всё чётко было. Каждый год от университета готовилась экспедиция. Все, кто окончил первый курс, отправлялись на практику. Человек 100 выезжали вместе со мной в район и там неделями работали. Родители студенток с трудом отпускали их на фольклорную практику.
Экспедицию 1983 года помню до сих пор. 87 девушек и 17 парней повёз я в горный Ножай-Юртовский район. Местные парни облепили окрестности интерната, в котором нас поселили. Сторож бегает, отгоняет их. Приехала милиция. Я в замешательстве - как работать в такой обстановке? Решил опереться на традиции своего народа.
Самое сложное было - уговорить уйти милиционеров. После этого стал подходить к местным, приглашать их в гости к девушкам. Они очень смущались, отнекивались, приходилось чуть ли не силой тащить. А внутри накрыли столы, налили чай, разложили сладости. Девочкам велел открыто общаться, рассказывать о себе, своих родителях, учёбе, экспедиции. В свою очередь они и гостей должны были расспрашивать обо всём. И процесс общения молодых людей пошёл.
Ситуация получилась очень интересная. По чеченским традициям все гости, вкусившие от девушек угощения, получили статус «хьаша», который предполагает только дружеские и братские отношения. Всё остальное - святотатство. Статус обоюдный, распространяется и на родственников.
Так что после того, как парни поели предложенные сладости, выпили чаю, я за девушек был абсолютно спокоен. С того момента молодые люди несли ответственность за моих студенток перед их родными. Я им всё это пояснил, и они это приняли. И такой продуктивной экспедиции у нас никогда не было. Парни приезжали со своими сёстрами, забирали наших девушек, и они работали чуть ли не круглосуточно, записывали то, что помнили бабушки и дедушки.
– По каким признакам они понимали, что это новый фольклорный материал, который необходимо записать?
– Фольклорное произведение всегда уникально. Оно меняется не только от исполнителя к исполнителю, но и от исполнения к исполнению. Прихожу утром, у человека и без меня много забот, он из вежливости делает то, о чём я его прошу, но хочет побыстрее избавиться. Потом я прихожу к нему же вечером, когда дневные хлопоты и проблемы позади, сказитель расслаблен, пьёт чай, отдыхает. Говорю, что у меня сломался диктофон, и надо повторить запись. Он исполняет эту же песню, но уже вдвое дольше по времени! Сам он уверен, что поёт то же, что и утром. Но на деле добавляет деталей, красок, подробностей.
Числительных больше нет
– Если сравнивать советские времена и нынешние, как сегодня работается фольклористу?
– Собирать материал сейчас сложнее. Люди стали более занятыми, прагматичными, пробудить интерес тяжело. Но делать это необходимо. Иначе потеряем свою культуру, язык. У нас ведь уже умерла целая часть речи - числительные. Сейчас их произносят по-русски. А чеченская двадцатеричная система исчисления забыта. В Грозном молодые чеченские мамы со своими детьми в подавляющем большинстве говорят на русском. В дошкольных детских учреждениях воспитательницы также говорят на русском языке. К этому их побуждают молодые родители из-за того, что в начальных классах в Чеченской Республике обучение начинается сразу на русском языке.
Надо хорошо знать оба языка. Но многие вперемешку говорят и русские, и чеченские слова. От этого путаница, сумбур в голове. Люди привыкают общаться, перескакивая с одного языка на другой. И вот эта рваность мышления, на мой взгляд, приводит к трагедиям политического характера. Потому что человек, оторванный от своей базовой национальной культуры и языка, - лёгкая добыча для тех, кто творит интернациональное зло, терроризм.
– 43 года вы собираете сказания, сказки, песни. Издаёте книги. А нынешняя молодёжь их читает? Интересуется?
– Да. Даже просят меня в Интернете специализированный сайт открыть, но руки никак не доходят. Мы это наследие чуть не потеряли в 90-е годы. Сейчас восстанавливаем. Готовим в Академии наук ЧР к изданию восьмой том чеченского фольклора.
В конце января 1995 года вернулся в Грозный. Фольклорный архив Чеченского института ИСФ, в том числе и с нашими пятнадцатилетними записями, был полностью сожжён военными, хотя здание института сохранилось. Но в архив мы сдавали переписанные чистовики, а черновики я хранил у себя. Дом мой был разрушен. Он находился на площади «Минутка», где в то время шли ожесточённые бои. Но выбора не было. Всю первую войну прожил там, спасая свой архив.
Это были самые продуктивные дни и ночи для моего сознания. Смерть ждала на каждом шагу, за каждым углом. Но мне суждено было выжить. Я многое осознал и переосмыслил, перестал быть тем, кем был до этого. Стал действительно верующим человеком.
Ласковый гений Америки 
Чеченский с Аней. Как русская студентка стала звездой Инстаграма 
Свой среди своих. Как певец из Марокко стал звездой на Северном Кавказе 
Георгий Шумаров: Роскошь быть собой 
Дань традициям. Ингушский учитель о ЕГЭ, патриотизме и стрельбе на свадьбе